Фархад, расскажите, как вы пришли в балетное искусство, и кто повлиял на выбор профессии?
На самом деле, я даже не знал, что существует такое искусство, как балет. Просто наша тетя, двоюродная сестра мамы, на тот момент работала учителем истории в Алматинском хореографическом училище и предложила родителям отдать мою сестру в балет. С того дня, как она пошла в эту школу, я начал посещать практически все ее выступления и видел, какие там накачанные, рослые ребята танцуют. Но тогда я еще не понимал, что это балет и что вообще такое хореографическое искусство. Я думал, что это обычная школа танцев, и попросил маму записать меня туда. То есть на тот момент я не понимал, куда попадаю.
А когда вы поняли, куда попали?
Тогда было уже поздно возвращаться назад (смеется). Я уже отучился в балетном училище 4 года. Родители предлагали перевестись в физмат, потому что у меня были хорошие способности к цифрам. Но, учитывая что полпути было пройдено, я не стал бросать начатое и все-таки доучился.
Помните свой первый выход на сцену — эмоции, впечатления, которые вы пережили в тот момент?
Если честно, помню только, что это было еще в первом классе училища, то есть 20 лет назад. Конечно, были бабочки в животе, волнение. Как сейчас помню, это был Дворец Республики, мы танцевали солдатиков-суворовцев, и, видимо, настолько хорошо, что нам даже подарили конфеты за выступление.
Ну а потом, как карьера развивалась?
Первое выступление в театре — это, конечно, что-то совершенно другое. Это была мазурка, третий акт Лебединого озера. Так получилось, что я станцевал там случайно. Мне сказали о том, что я исполню партию за несколько часов до начала спектакля, потому что парень, который должен был танцевать, не пришел на спектакль. У меня был один день, чтобы выучить номер и одна попытка, чтобы показать, на что я способен. Поэтому я усердно разучивал номер весь день, перед выступлением очень сильно волновался, но публика аплодировала, значит, станцевал хорошо.
Что почувствовали после танца?
Эйфорию, блаженство, самоутверждение. Возникло то чувство, когда ты понимаешь, что сделал что-то очень важное, доказал сам себе и своим окружающим, что ты можешь, и в то же время доставил удовольствие зрителям.
А как мама реагировала на первые шаги?
Она каждое выступление плакала. Это были слезы счастья. Мама всегда приходила за кулисы после спектакля с заплаканными глазами и говорила, как она была счастлива видеть меня на большой сцене. А еще радовалась, что я ее не послушал и не бросил балет.
Ваша сестра тоже в балете?
Все получилось довольно интересно. Ставку делали на мою старшую сестру, которая в итоге бросила балет. На меня ставок никто не делал, но у меня получилось продолжить.
«Первое выступление в театре — это, конечно, что-то совершенно другое. Это была мазурка, третий акт Лебединого озера. Так получилось, что я станцевал там случайно»
Кто все-таки сыграл значимую роль в карьере?
Эдуард Мальбеков. Стоит признать, что я не совсем хорошо закончил училище и был плохо подкован технически как артист балета. Я имею ввиду выполнение каких-то сложных трюков. Когда пришел в театр, я, собственно, ничего не умел делать. Вот тогда мне на помощь пришел Эдуард Джабашевич. Мы начали с ним активно работать над характерными партиями — это народные партии, не требующие каких-то особенных умений и балетных данных, которых у меня не было в принципе. Но постепенно мы перешли на новый уровень, и я начал танцевать уже классику. То есть он готовил меня практически с нуля. Это был ежедневный труд, по нескольку часов работы, не выходя из зала, пока я не позеленею или не упаду в обморок.
Методика такая жесткая была?
Да. Но потом я понял, что это была единственная правильная методика, потому что я не только был технически слаб, но к тому же еще и невыносливым. Для артиста мало, чтобы все получалось технически, надо еще уметь делать это, когда ты смертельно устал. Поэтому мой учитель всегда гонял меня до такой степени, что даже если у меня голова кружится, даже если я ничего не вижу, я должен был выполнить заданный мне танцевальный элемент. Меня гоняли до обморочного состояния.
То есть вас готовили не только физически, но и морально, закаляли характер и волю?
Именно. Признаюсь, когда я пришел в театр, я преследовал только меркантильные цели. То есть я только закончил училище и меня сразу взяли на работу, мне не пришлось ее искать. Я думал, буду получать зарплату, ходить себе в кордебалете спокойненько. Но Эдуард Джабашевич взялся за меня серьезно, и первые репетиции я все время смотрел на часы, ждал, когда все это закончится. Мне не хотелось танцевать. Но он оказался не просто хорошим педагогом, но еще и психологом. В одном из разговоров он спросил меня: «Представь себе, ты стоишь один на сцене и весь зал тебе рукоплещет. Представил? Тебе нравится? Хочешь так?». Он знал, что в молодости я был самовлюбленным Нарциссом, и на все вопросы отвечу положительно. Тогда он мне сказал: «Чтобы получить все это, признание зрителей, надо очень много работать». И это дало такой огромный толчок, большой стимул, у меня сразу же поменялось мышление.
И, наверное, тот Фархад, которого сегодня зрители видят на сцене, — это в 50-70 процентах работа с педагогом, а остальное заслуга того маленького диалога, который я никогда не забуду.
Фархад, какой момент своей жизни вы могли бы назвать пиком своей карьеры?
Я бы сказал, что этот пик был довольно долгим, и он до сих пор продолжается. Но первый профессиональный взлет был с премьерой балета Ромео и Джульетта, который я танцевал в Казахском государственном академическом театре оперы и балета имени Абая. Так случилось, что все последующие премьеры новых балетов у меня получалось станцевать в первом составе, то есть я был основным исполнителем всех мужских партий.
В чем именно, по-вашему, тогда заключался успех? Выточенная техника или что-то другое?
Я не скажу, что я классно танцую. Я просто очень люблю это делать. Есть много танцовщиков, которые делают все лучше, чем я. Может быть, во много раз лучше. Но у меня есть свои хитрости.
«В одном из разговоров он спросил меня: «Представь себе, ты стоишь один на сцене и весь зал тебе рукоплещет. Представил? Тебе нравится? Хочешь так?». Он знал, что в молодости я был самовлюбленным Нарциссом, и на все вопросы отвечу положительно»
Поделитесь?
Просто я все мизансцены, именно эмоциональные моменты, актерскую игру немного переделываю под себя, добавляю новаторские штучки, чтобы это не было скучно смотреть. Делаю роль более реалистичной. Если изначально это слишком вычурно, я немного успокаиваюсь, чтобы человек понимал, что перед ним не сумасшедший клоун, а нормальный человек. Или же, наоборот, если хореограф забыла подсказать что-то или номер немного пустоват, без смысла, я придумываю себе историю и следую ей. Тогда получается более эмоционально исполнить свою роль, чего и ждет зритель.
Как-то раз мне знакомые, которые пришли на спектакль, сказали, что они будто сходили в кино. Все было настолько реалистично и не наигранно. Согласитесь, это хорошее признание, дорогого стоит.
Однозначно, это самый лучший комплимент, который может сделать артисту благодарный зритель. Фархад, сейчас вы являетесь ведущим солистом «Астана Балет». Расскажите, как попали в этот театр?
Первая встреча с театром случилась давно. Это было 550-летие Казахстана, мы как раз должны были выступать на большом мероприятии, и меня пригласили партнером к ведущей балерине «Астана Балет». Мы немного поработали, и тогда я в шутку сказал, что, если вдруг будете набирать мужской коллектив, а тогда он был сугубо женским, я буду первым, кто сюда придет. Слова имеют свойство реализовываться, для меня та шутка оказалась пророческой. Меня пригласила в театр главный балетмейстер театра Мукарам Авахри.
Как же все-таки вы решились переехать из теплой и солнечной Алматы в холодную, порой даже суровую Астану?
На это, на самом деле, есть много причин. Но главной, наверное, все-таки было то, что в своем предыдущем театре я станцевал практически все. Смело могу сказать, что 95 процентов всего репертуара я отыграл. Я просил еще больше, но мне просто уже перестали давать, потому что ведущему солисту не положено танцевать партии ниже. В театре долгое время не было новых постановок, получился застой, а когда тебя уже признали, ты начинаешь расслабляться, если не работаешь. Признаюсь, я тогда немного потерял форму и был не совсем хорош. Мне надо было двигаться дальше. И я решил для себя, что хочу получить новый вызов, мне было интересно поработать в новых направлениях.
Что-то же все-таки стало решающим фактором прийти в «Астана Балет», учитывая, что вы долго не решались? Репертуар, здание?
Не в этом дело. Помимо репертуара и самого театра, которые отвечают всем современным требованиям, мне понравился творческий дух этого коллектива. Все работали с такой отдачей и любовью, что это мотивировало меня, подталкивало, подначивало становиться еще лучше. То есть работать вместе со всеми, но в то же время придумывать что-то новое. Здесь никто не запрещает креативить. Если ты хочешь, то можешь сам себе поставить номер, и его выпустят на концерте, если он понравится. То есть здесь нет никаких ограничений, что для творческих людей очень важно.
Была ли у вас возможность поработать за рубежом? Вам самому хотелось бы?
В свое время, когда я закончил хореографическое училище, я безумно хотел уехать из страны, как это делают многие ребята. Я считал, что в Казахстане искусство, тем более балет, особо не ценится. И, наверное, еще хотел много зарабатывать. Но из-за своей лени и легкомыслия не сумел вылететь, когда была такая возможность. У меня не все было в порядке с документами. А потом я остался в театре, у меня пошел небольшой карьерный рост. И каждый раз, когда я собирался уехать, меня повышали. Так прошло 12 лет, а я так никуда и не ездил, сидел в одном театре. Хотя в этом есть свои плюсы: я заработал положение здесь, в Казахстане. Меня все знают, как хорошего, ответственного танцовщика. Наверное, это и помогло мне попасть в театр «Астана Балет».
Порой мне страшно подумать о том, что было бы, если бы я уехал. Я бы, наверное, никогда сюда не вернулся и не стал бы той личностью, которой ощущаю себя сейчас.
Что чувствуете, находясь в театре «Астана Балет»?
Меня все устраивает. Здесь не дают продохнуть, театр постоянно обновляет репертуар. Мы месяц-полтора готовим один балет. После премьеры, буквально на следующий день, у нас начинается постановка нового балета. Времени думать и скучать нет, тут все время новые вызовы. Каждый спектакль — это разные стили. Ты все время перевоплощаешься в новых персонажей, и это очень интересно и нескучно.
Есть любимые роли, которые вы готовы танцевать дважды, трижды?
Наверное, это партия партнера в «Красной Жизели» Бориса Эйфмана, которую я танцевал в начале карьеры и к которой мне сложно было подойти. Мне надо было сыграть человека нетрадиционной ориентации. То, что я сейчас скажу, может показаться весьма нетолерантным, но я отказывался это играть. Во-первых, из соображений того, что наш зритель к такому не был готов в то время. Во-вторых, я не был готов. Постановщики пошли мне навстречу и максимально удалили все сложные сцены, сделав артиста более мужественным. В благодарность за это я станцевал им хорошего партнера.
«Слова имеют свойство реализовываться, для меня та шутка оказалась пророческой. Меня пригласила в театр главный балетмейстер театра Мукарам Авахри»
А сейчас такие роли насколько удаются?
Сейчас я перерос тот возраст и вполне нормально к этому отношусь. Это было давно, и я на тот момент был немного ограничен в своих мыслях.
А что открывают разные роли в вас самом? Новые чувства, другие эмоции?
Я часто об этом задумываюсь и даже придумал поговорку на этот счет. Если у Аль-Фараби она звучит так: «Сколько языков ты знаешь, столько раз ты человек». В моей говорится так: «Сколько партий ты станцевал, столько жизней ты прожил».
Вы хотите сказать, что каждая партия — это одна маленькая жизнь?
Именно. Выходя на сцену, я Фархада Буриева оставляю за кулисами, пытаюсь, по крайней мере, это делать, получается у меня это или нет, будет судить зритель. Но, будучи в шкуре своего героя, я максимально становлюсь им. Я не хочу играть его, я хочу быть им.
Бывали у вас моменты, когда хотелось бросить то, чему вы посвятили всю жизнь?
Да, было несколько раз. Мне кажется, у каждого артиста бывают такие периоды, так называемые моменты сложности в работе, творчестве, в личной жизни. Все же мы обычные люди. И когда какие-то моменты не стыкуются с твоей работой, появляется желание бросить ее. Но, слава богу, с такими кардинальными сложностями я не сталкивался и никогда перерыва в творчестве не делал.
Ну а все-таки, как справляетесь со стрессами?
Я научился контролировать эмоции. Недоброжелатели не знают, что я чувствую в тот или иной момент. Во-вторых, я не сильно переживаю о том, что обо мне думают и говорят. Даже иногда друзей и знакомых я раздражаю своим спокойствием. Грусть и радость я держу в себе, коплю, чтобы потом выбросить на сцене. То есть я заряжаюсь, наполняюсь и выплескиваю все это на сцене.
Фархад, а кто вы по знаку зодиака?
Близнецы. Люди говорят двуличный, а я считаю многогранный.
А был в вашей карьере сложный спектакль?
Я даже не знаю. Сложно было, наверное, станцевать свою первую классическую партию в Жизель. Мне не хватило дыхания, начались спазмы, но уходить со сцены нельзя было, надо было продолжать. Так тяжело мне еще никогда не было. Были после этого спектакли, где есть не один и не два дуэтов, очень сложных физически, по 7-8 за один спектакль, но все они показались мне легкими по сравнению с Жизель.
Это было начало карьеры?
Да, мне было 19 лет, и это была первая моя классическая партия. До этого я танцевал уже ведущие вторые партии, но они были характерные. Но после этого я заявил о себе, как о «принце» казахстанского балета.
Вы счастливый отец, судя по фотографиям в Instagram, и очень заботливый семьянин. Как вам удается совмещать работу и личную жизнь?
Да, я счастливый отец. У меня двое сыновей, два крыла. И я их безумно люблю. Они дали мне сильный толчок в творческом развитии, в карьерном росте. Когда они появились, я начал работать вдвое больше. Усталость куда-то исчезла. Это вот с детства в памяти осталось, когда ты просыпаешься, папы уже нет, а вечером он приходит, и ты начинаешь с ним играть. Когда ты становишься сам папой, ты понимаешь, как бы ты не уставал морально и физически, домой ты идешь к сыну, который тебя весь день ждет.
А видите в детях себя, продолжение своей карьеры?
Многие артисты, в том числе и мы, не хотим, чтобы наши дети проходили через все эти сложности. Балет — это сложно не только физически, но и морально. У мужчин особенно сопровождается очень болезненными и тяжелыми травмами. Ни один родитель не хочет, чтобы их дети так страдали. Но в то же время смотришь на своего сына, а ведь у него самые лучшие данные, которые ты когда-либо видел. Он может спать, и у него нога случайно завернулась за шею, и ему так удобно. Ему всего два года, а у него уже все задатки артиста балета будущего, он пропорционален, идеален. Но мы с супругой решили, что не будем заставлять ребенка, мы спросим у него, чего он сам хочет, когда он вырастет.
Моему старшему сыну сейчас 2,5 года, младшему три месяца. Маленький только научился переворачиваться, поэтому о нем особо много не расскажешь. А о старшем можно. Он очень быстро развивается. В восемь месяцев сказал свое первое слово, а сейчас мы с ним разговариваем уже практически на равных.
Какого правила в воспитании детей придерживаетесь?
Наверное, это воспитание на равных. Мы никогда не улюлюкались с ребенком. Мы с ним разговаривали так, чтобы он подражал нам. Но сначала научили его этому. Когда он что-то аукал, улюлюкал, я дословно повторял за ним, а потом говорил ему, как будет правильно, и он повторял за мной. Так мы его научили разговаривать.
Насчет поведения, самое главное — с детства научить его слову «нельзя». И, конечно же, быть добрым. Мы никогда не учили своего ребенка драться. К сожалению, он сам научился этому во дворе. Я понял, что быть родителем — это большой труд, надо быть морально сильным человеком, чтобы запретить своему ребенку что-то делать. И, конечно, нужно быть вдвойне сильнее, чтобы наказывать его за это. У моей супруги получается лучше, потому что я в этом плане очень слаб, всегда уступаю.
«Слова имеют свойство реализовываться, для меня та шутка оказалась пророческой. Меня пригласила в театр главный балетмейстер театра Мукарам Авахри»
А сейчас такие роли насколько удаются?
Сейчас я перерос тот возраст и вполне нормально к этому отношусь. Это было давно, и я на тот момент был немного ограничен в своих мыслях.
А что открывают разные роли в вас самом? Новые чувства, другие эмоции?
Я часто об этом задумываюсь и даже придумал поговорку на этот счет. Если у Аль-Фараби она звучит так: «Сколько языков ты знаешь, столько раз ты человек». В моей говорится так: «Сколько партий ты станцевал, столько жизней ты прожил».
Вы хотите сказать, что каждая партия — это одна маленькая жизнь?
Именно. Выходя на сцену, я Фархада Буриева оставляю за кулисами, пытаюсь, по крайней мере, это делать, получается у меня это или нет, будет судить зритель. Но, будучи в шкуре своего героя, я максимально становлюсь им. Я не хочу играть его, я хочу быть им.
Бывали у вас моменты, когда хотелось бросить то, чему вы посвятили всю жизнь?
Да, было несколько раз. Мне кажется, у каждого артиста бывают такие периоды, так называемые моменты сложности в работе, творчестве, в личной жизни. Все же мы обычные люди. И когда какие-то моменты не стыкуются с твоей работой, появляется желание бросить ее. Но, слава богу, с такими кардинальными сложностями я не сталкивался и никогда перерыва в творчестве не делал.
Ну а все-таки, как справляетесь со стрессами?
Я научился контролировать эмоции. Недоброжелатели не знают, что я чувствую в тот или иной момент. Во-вторых, я не сильно переживаю о том, что обо мне думают и говорят. Даже иногда друзей и знакомых я раздражаю своим спокойствием. Грусть и радость я держу в себе, коплю, чтобы потом выбросить на сцене. То есть я заряжаюсь, наполняюсь и выплескиваю все это на сцене.
Фархад, а кто вы по знаку зодиака?
Близнецы. Люди говорят двуличный, а я считаю многогранный.
А был в вашей карьере сложный спектакль?
Я даже не знаю. Сложно было, наверное, станцевать свою первую классическую партию в Жизель. Мне не хватило дыхания, начались спазмы, но уходить со сцены нельзя было, надо было продолжать. Так тяжело мне еще никогда не было. Были после этого спектакли, где есть не один и не два дуэтов, очень сложных физически, по 7-8 за один спектакль, но все они показались мне легкими по сравнению с Жизель.
Это было начало карьеры?
Да, мне было 19 лет, и это была первая моя классическая партия. До этого я танцевал уже ведущие вторые партии, но они были характерные. Но после этого я заявил о себе, как о «принце» казахстанского балета.
Вы счастливый отец, судя по фотографиям в Instagram, и очень заботливый семьянин. Как вам удается совмещать работу и личную жизнь?
Да, я счастливый отец. У меня двое сыновей, два крыла. И я их безумно люблю. Они дали мне сильный толчок в творческом развитии, в карьерном росте. Когда они появились, я начал работать вдвое больше. Усталость куда-то исчезла. Это вот с детства в памяти осталось, когда ты просыпаешься, папы уже нет, а вечером он приходит, и ты начинаешь с ним играть. Когда ты становишься сам папой, ты понимаешь, как бы ты не уставал морально и физически, домой ты идешь к сыну, который тебя весь день ждет.
А видите в детях себя, продолжение своей карьеры?
Многие артисты, в том числе и мы, не хотим, чтобы наши дети проходили через все эти сложности. Балет — это сложно не только физически, но и морально. У мужчин особенно сопровождается очень болезненными и тяжелыми травмами. Ни один родитель не хочет, чтобы их дети так страдали. Но в то же время смотришь на своего сына, а ведь у него самые лучшие данные, которые ты когда-либо видел. Он может спать, и у него нога случайно завернулась за шею, и ему так удобно. Ему всего два года, а у него уже все задатки артиста балета будущего, он пропорционален, идеален. Но мы с супругой решили, что не будем заставлять ребенка, мы спросим у него, чего он сам хочет, когда он вырастет.
Моему старшему сыну сейчас 2,5 года, младшему три месяца. Маленький только научился переворачиваться, поэтому о нем особо много не расскажешь. А о старшем можно. Он очень быстро развивается. В восемь месяцев сказал свое первое слово, а сейчас мы с ним разговариваем уже практически на равных.
Какого правила в воспитании детей придерживаетесь?
Наверное, это воспитание на равных. Мы никогда не улюлюкались с ребенком. Мы с ним разговаривали так, чтобы он подражал нам. Но сначала научили его этому. Когда он что-то аукал, улюлюкал, я дословно повторял за ним, а потом говорил ему, как будет правильно, и он повторял за мной. Так мы его научили разговаривать.
Насчет поведения, самое главное — с детства научить его слову «нельзя». И, конечно же, быть добрым. Мы никогда не учили своего ребенка драться. К сожалению, он сам научился этому во дворе. Я понял, что быть родителем — это большой труд, надо быть морально сильным человеком, чтобы запретить своему ребенку что-то делать. И, конечно, нужно быть вдвойне сильнее, чтобы наказывать его за это. У моей супруги получается лучше, потому что я в этом плане очень слаб, всегда уступаю.
Интервью Алина Альбекова
Источник: lofficiel.kz