04/06/2019

Танец Саломеи. О свойствах страсти

Театр Астана Балет в начале года представил публике спектакль «Саломея», поставленный главным балетмейстером Мукарам Авахри на музыку турецкого композитора Фазила Сая, который сразу же стал событием в культурной жизни столицы. О нем заговорили, сайт театра непрерывно атаковали вопросом – когда будет повтор балета? В мае, на гастролях театра «Саломею» увидел алматинский зритель. Реакция была аналогичной – спектакль хотелось смотреть еще и еще. Те, кому посчастливилось увидеть «Саломею» в гастрольной программе (а надо отметить, что все спектакли театра Астана Балет проходили при полном аншлаге, так как афиша включала ряд выдающихся спектаклей, в том числе и хореографов с мировым именем) были ошеломлены, реакция в соцсетях на следующий день была почти идентичной: это потрясающе, но я напишу об этом завтра, слишком много впечатлений и эмоций. Такое же чувство было и у автора этих строк, возникло непреодолимое желание увидеть спектакль снова, уж очень спрессованы были эмоциональная и визуальная составляющие этого пластического шедевра. Но, после гастролей в Алматы, театр отправился в зарубежное турне, затем последовали летние каникулы, и только в конце сентября удалось посмотреть спектакль снова. Удивительно, что впечатления стали еще ярче, второй просмотр дал возможность увидеть множество деталей и штрихов, которые сделали идею спектакля глубже, а хореографию выразительней. Как семь покрывал Саломеи, с каждым новым просмотром спектакль открывал все новые и новые смыслы, а в беседе с хореографом после спектакля мы попытались проникнуть в таинство творческого процесса.

- Чем Вас так привлек образ Саломеи?

Вначале у меня возник интерес к творчеству турецкого композитора Фазил Сая. Года три тому назад я услышала его скрипичный концерт и он меня просто заворожил! Я сразу решила для себя, что обязательно поставлю спектакль на эту музыку. Но сначала я сделала хореографический номер «Затмение», и зерно образа Саломеи зародилось именно в этом номере. Затмение, которое находит на человека когда желания владеют им настолько, что правят его жизнью и поступками. Затем в моей жизни стали попадаться случайным образом книги, фильмы, картины, связанные с образом Саломеи – пьеса О. Уайльда, графика Бердслея, стихи Малларме. Вы знаете, что к этому библейскому сюжету обращались и Массне, и Рихард Штраус, Глазунов и ПаульХиндемит? На их музыку поставили свои балеты М. Фокин, К. Голейзовский, С. Лифарь. И в наши дни к ней продолжают обращаться самые авангардные режиссеры и хореографы, достаточно назвать спектакли Евгения Панфилова и Романа Виктюка. Но для меня толком к созданию балета послужила все-таки музыка.

- А как ложится библейский сюжет на музыку такого ярко выраженного восточного композитора?

Восток в музыке Ф.Сая проявляется, я бы сказала, в сакральном, первозданном виде. Я не ощущаю ее только как турецкую музыку, хотя в третьей части концерта использована турецкая народная песня. Для меня она предстала такой яркой, драматичной, насыщенной конфликтами и внутренними коллизиями, что я буквально увидела ее в пластическом эквиваленте. Я использовала концерт целиком, и он легко лег в основу драматургии. Лишь для танца Саломеи я использовала фрагмент из «Стамбульской» симфонии Ф. Сая. Но, как мне кажется, и он очень гармонично вошел в музыкальную партитуру балета и еще больше подчеркнул характер Саломеи.

- Как Вы относитесь к дихотомии добра и зла?

Мы не проводим здесь черту между понятиями добра и зла, не делим на плохих и хороших персонажей, В спектакле нет рока, нет внешних сил, карающих героев. Собственная страсть, страсть обладания, страсть к желанию обладать, затопляет сущность героев. В этом смысле вся тройка героев равна – Ирод, Иродиада и юная Саломея не способны противостоять своим желаниям. Только Ирод уже пресыщен желаниями, и в этом его беда и опустошение; Иродиада судорожно пытается удержать желанное, осознавая что теряет любовь Ирода и готова ради этого на все; а юная Саломея, влекомая новым для нее чувством к Иоанну, ослепленная жаждой обладания, не может противостоять ему. Лишь Иоанн остается неуязвимым для страсти. И хотя физическая его цельность нарушена, (Ирод таки отдает приказ отрубить Предтече голову, верный своему обещанию исполнить любое желание за танец Саломеи) он единственный сохраняет свою целостность. Что касается дихотомии, то из двух высказываний: «Когда Добро бессильно, оно — Зло» (О. Уайльд) и «Зло не может позволить себе роскоши быть побежденным; Добро — может». (Р. Тагор) мне ближе второе, принадлежащее Рабиндранату Тагору, наверное потому что я восточный человек.

Используя в качестве основы фрагменты текста пьесы Уайльда, Мукарам Авахри и Дилара Шомаева сочиняют либретто, состоящее из 6 картин: «Пир», «Предзнаменование», «Саломея», «Танец Саломеи», «Упоение» и «Закат мира».

Пластическая масса на сцене – чувства, страсти, греческий хор, толпа. Толпа, которая однако делится на гостей –аристократов и плебеев-рабов. Это отражено в костюмах (художник Ольга Шаимшелашвили), в жестах, мизансценах (рабы внизу, гости на подиуме.) Но в целом эта пластическая масса становится однородной, в своем экстазе жажды ощущений, плотских удовольствий, хлеба и зрелища, и здесь стираются границы социального неравенства. Но, впрочем, хореограф и не рассматривает социальный аспект кордебалета. Порой эта пластическая масса кажется просто обретшей плоть страстью, порой эмоциями, как древнегреческий хор, вторящий герою.

Симультанность действия четырех главных героев и массы создает непрерывный пластический поток на сцене, действие не останавливается ни на секунду, скрипка, захлебываясь торопится проговорить что-то очень важное, но до конца не сформулированное; ей вторят движения артистов, движения настолько изобретательные, что кажется, что никакое из них не повторяются дважды.

Действие происходит одновременно не только в нескольких местах планшета сцены, но и на нескольких уровнях, образованных столом –трансформером. Важный элемент декорации – стол-трансформер, стремительно носится по сцене, на нем триумфально восседает царь Ирод; стол останавливается – за ним продолжается пир; переворачивается – и вот уже распятая на столе своими желаниями Саломея сладострастно прижимает к своим губам голову Иоанна.

Зрителю приходится напрягаться, чтобы уследить за действием, и он невольно вовлекается в этот энергетический поток. Клубок страстей, выражен и визуально, рисунок массы потрясает, Мукарам Авахри с большими мастерством, крупными мазками бросает на холст краски, смело лепит пластику и рисунок спектакля и при этом ни разу не делает это в угоду формальной красоте танца или для того, чтобы заполнить движением музыку. Все подчинено действию, единой страсти, бешенному желанию, которое стремительно набирая обороты катится к кровавой развязке. Зритель не успевает сделать вздох, действие захлестывает, накал действия увеличивается. Первые десять минут на сцене все персонажи спектакля: царь Ирод (Казбек Ахмедьяров), Иродиада (Риза Канаткызы), Саломея (Айжан Мукатова, Айнур Абильгазина, Дарина Кайрашева) Иоанн (Фархад Буриев, Илья Манаенков) и обезумевшая толпа. Десять минут плотного непрерывного танца одновременно всех артистов, и когда, кажется, что выдерживать это напряжение становится невозможно, вдруг возникает пауза и сцена погружается в темноту.

3 часть концерта – вариации на тему турецкой народной песни, мелодия которой исполняется щипковым народным турецким инструментом. Под эту нежную и страстную мелодию, начинается дуэт Иоанна и Саломеи, но двое остаются лишь на мгновение – черной пластичной тенью возникает фигура Ирода. Музыкальная тема продолжается но дуэт переходит в новое качество - теперь это сгорающий от страсти и вожделения Ирод и обольстительная Саломея, в чьей крови и эротизм матери и темная природа предков. Рискованный и невероятно обольстительный дуэт! Багровая луна, нависает над сценой… И снова пауза – но уже в музыке. В полной тишине Саломея делает еще одну попытку обольстить Иоана. Но он остается непреклонным.

Хореограф не следует привычной структуре чередования сольных и массовых сцен, хорошо апробированный и мастерски используемый в ее предыдущих постановках. Хореографический текст идет сплошным потоком, вслед за музыкой, где голос солирующей скрипки вплетается в звучание оркестра. Мукарам Авахри еще раз показала свое умение слышать партитуру, идти вслед музыке, воплощать зримый ее образ, но как всегда, оставляет за собой право увидеть в музыке большее, или совсем иное, чем заложил композитор. В хореографической партитуре балета - ни одной фальшивой ноты.

Понятия добра и зла сминаются, опадают вместе с алой тканью целомудрия, которая падает с колосников на сцену в самый кульминационный момент танца Саломеи, стираются и сминаются ногами, как багровая кровь смывается с рук…

Спектакль необыкновенно красив и целостен во всех визуальных составляющих: костюмы, свет (художник по свету Денис Солнцев), видеопрекция, сценические эффекты. И снова немного мистики - последняя сцена, «Закат мира», потрясающая по своей художественной лаконичности и емкости, приснилась хореографу во сне: опустошение правит миром, не осталось ничего, ни сил, ни желаний. На багрово-кровавом куске ткани, в глубине сцены застыли три фигуры – Саломея, Ирод и Иродиада. На высоких пронзительных нотах звучит соло скрипки, которой так и не удалось поведать нам что-то очень важное; словно сомнамбулы походят к краю сцены (краю бездны) теперь уже не важно кто они – гости-аристократы или рабы, и в полном безмолвии, словно в сновидении бросаются вниз, исчезая в бездне своей опустошенности…

«Мне кажется сегодня этот спектакль очень актуален. Сегодня в мире происходит столько безумия, мы тоже очаровываемся, разочаровываемся, мир полон пресыщения и оно небезопасно. И за время спектакля, который длится 35 минут, зритель может заглянуть в себя, прожить эти насыщенные страстями минуты и быть может придя домой задумается…»

Отрадно видеть, что внимание, направленное на культуру и искусство в нашей стране в период Независимости приносят такие весомые плоды. На фоне последних достижений в области хореографического искусства, уникальных премьер в театрах Астана Опера, Астана Балет, ГАТОБ им. Абая, успехов балетной школы, творчество отечественных хореографов дает полное основание говорить о том, что казахстанский балет уверено интегрирован в мировой художественный процесс. Доказательство тому –«Саломея» Мукарам Авахри, спектакль способный восхитить и заставить задуматься.

Автор: Флюра Мусина, балетный критик