ПОЛЫНИ ГОРЬКИЙ АРОМАТ…
Автор – Флюра Мусина
«Жусан» – второй из трилогии национальных балетов в репертуаре Театра «Астана Балет», созданных на основе либретто известного казахского поэта и этнографа Бахыта Каирбекова, и потому поэтическая составляющая здесь, несомненно, является доминантой. Поэзией проникнуты все сцены спектакля; поэтические образы и метафоры рождаются из сочетания музыки, пластики и изобретательной сценографии, включающей 3D-графику, световую партитуру, а также выразительные костюмы. Балет «Жусан» является первой крупной работой молодого хореографа Мукарам Авахри, чье сотрудничество с коллективом «Астана Балет» началось с небольших, но всегда стилистически точных и пластически безупречных миниатюр. Именно благодаря таланту хореографа поэтический строй спектакля обрел такое выразительное воплощение.
Счастливым билетом в будущее стало для Мукарам приглашение работать в Театре «Астана Балет». Маршрут «Алматы – Астана» стал для нее творческим маршрутом, каждая поездка рождала новую яркую и интересную постановку. По признанию хореографа, именно эти путешествия в Астану послужили толчком к рождению идеи спектакля «Жусан». Пересекая на поезде бескрайние просторы родины, Мукарам словно проживала вместе со степью все этапы бесконечного круговорота природы и древней истории, чувствовала горький запах полыни, который нашептывал ей истории, вызывал в сознании образы.
Седыми звездами объяла степь полынь.
Как дым отечества, ее волнует аромат.
И вновь живые видятся виденья…
Так родился образ Жусан, полынь- травы, которую издревле брали с собой степняки, отправляясь в дальние странствия. Спрятанный на груди душистый пучок давал силы и будил память – не забывай, кто ты и где твоя земля.
Вдруг встанет пред тобой всесильный аромат,
И в этой дымке ты увидишь все,
Что в памяти таинственной травы живет века…
Поэтический строй либретто определил структуру балета. Спектакль состоит из 7 картин, Пролога и Эпилога. Каждая картина – «Полынь», «Кентавры», «Небесный дар», «Охота», «Великий джут», «Пробуждение» и «Нашествие» – словно возникающая из глубины веков фреска, рассказывает об эпизоде истории Великой степи. Сознательно избегая нарративности сюжета, авторы обратились к символам как к знакам, расширяющим зрительский ассоциативный ряд. Уже в Прологе возникает первый из них – колесо, древний символ Кочевья. Вадим Дуленко создал целую галерею видеообразов, которые не только не мешали (как это частенько случается при использовании видеопроекций в балете), а дополняли, усиливали хореографию и весь визуальный строй спектакля. Словно растрескавшаяся плоскость наскальных рисунков, под тягучие звуки кобыза появляется изображение Колеса Кочевья, а с планшета сцены тянется вверх травинка (Риза Канаткызы), смятая колесом истории, но не сломленная, набирает в пластике силу, разгибается, тянется к солнцу в могучем движении к жизни, к свету…
Надежда – вот что дарит нам рассвет! Вся степь восход встречает с благодарным чувством…
Лишь абрис юрт и просвечивающие сквозь них нежные переливы рассвета– и вот уже перед зрителем встает картинка просыпающегося аула, и запах дымящегося кизяка щекочет ноздри… Лаконичная, точная сценография Ольги Шаишмелашвили, которая является в этом балете и художником по костюмам, создала пространство сцены, свободное для танца и в то же время чутко реагирующее на все изменения в атмосфере спектакля. Стайка девушек в легких платьицах без намека на национальный орнамент или крой. А нам, зрителям, ясно, что это казахские девушки, свободные дочери степей – и все это в пластике, повороте головы, осанке. Внимание к жесту – одна из отличительных черт пластического языка Мукарам Авахри. Нежная вязь рисунка кистей, льющиеся, незавершенные движения, перетекающие одно в другое, передают состояние девичьей взволнованности и томительного ожидания. «В движениях – чистота и юность, как начало горного родника», – так определил пластику девушек Константин Уральский, известный российский хореограф. Еще одна овеществленная метафора нашла свое точное место в Прологе: длинный белый прозрачный шарф простирается через всю сцену, его волнующаяся зыбкость передает смятение невесты в ожидании своей судьбы, и в то же время это Ақ жол – прасимвол тюркской культуры.
Вместе со сменой мелодии меняется пластика, при этом партитура балета умело составлена хореографом из произведений совершенно разных композиторов: Куата Шильдебаева, Арво Пярта, Карла Дженкинса, а в финале звучит вторая часть Второго концерта Сергея Рахманинова. Музыкальной лейттемой спектакля стала казахская народная песня «Елім-ай». Знаковый казахский мотив, искусно вплетенный в музыкальную ткань балета, появляется всякий раз, когда речь идет о несуетном, вечном, как степь, как бесконечность движения круга, бесконечность колеса Кочевья… Удивительно, как хореографу удалось сплести воедино все составляющие спектакля: музыку разделенных во времени и пространстве композиторов, поэтические строки, рисующие лишь абрисы ощущений, многовековую историю Великой степи; и соединить все это единым стержнем – идеей витальности всего сущего, выраженной через образ травы Жусан.
Полынь едва приметна, но…
Копыто ли коня иль время колесо ее
согнет, сломает,
Но не убьет…